Автор №2, эксперимент удался, несомненно!
Еще раз - спасибо вам!

Гость в 10.03.

Дополнение к исполнению №2. Автор всё тот же. Пролог, эпилог, вставки по тексту, ангст по заказу. Все слоги просчитаны.

184 слова

читать дальшеВольф

Долг свой исполнил.
Но знатного рода был
Мною казнённый.
Теперь ждёт расстрел меня
Самого. Эва, прости.

Каша остыла.
Я вспоминаю Эвы
Лучшие блюда.
Надо поесть. Негоже
Слабым быть перед смертью.

Эва

Захлопнулась дверь.
Вольф мой ушёл к матери.
Теплится в сердце
Надежда: мудрая мать
С мужем помирит меня.

Вольф

Из дома ушёл.
Призывно горит красный
Фонарь. Там честно
Торгуют шлюхи собой.
Рогами не наградят.

Мужа спасая,
Ноги жена развела.
Чёрное солнце.

Эва

В верности вечной
Мужу в день свадьбы клялась.
Голая в кресле
Сижу. С подлокотников
Свешены ноги.

Вольф

Барона убить
Не могу в поединке -
Он знатен, богат.
Даже друг не поможет.
Эву тошнило вчера.

Эва

Воздух хватая,
Висит на крючке рыба.
Так погибала
В доме барона. Мерзко
Во рту. Тошнит по утрам.

Вольф

Дом мой в руинах.
Потушен очаг. Смерти
Ищу на войне.

Эва

Сына молила
Нам с мужем послать. Боги
Услышали. Вот
Бремя двойное ношу
Греха. Как быть нам теперь?

Разбиты мечты.
Ранят больно осколки
Сухие глаза.
Солёные реки мне
Счастье уже не вернут.

Груди набухли.
Белая капля висит
На соске. Скоро
Рожу, врачи говорят.
Вольф на войне. Писем нет.

Вот интересно, если Эва вдруг от такого отношения Вольфа самоубется (конечно, не совсем на нее похоже, но все же может быть) что Вольф чувствовать будет?

Эва - самоубийца? Во-первых, не тот тип женщины (не фрау Леонора. которую тоже довёл дорогой супруг своей ревностью плюс нежеланный сын), во-вторых, ребёнок. Куда его денут? В детский дом? К бабушке и дедушке Миттермайерам? Они люди пожилые, и, как не крути, не родные по крови. В-третьих, дополнение, ИМХО, оставляет финал открытым.
"Вольф на войне. Писем нет." может означать и нежелание Миттермайера писать, и то, что он нашёл таки смерть. Или угодил в плен (а то смерть, как кокетка, от таких уворачивается). В лагере особо не распишешься (хотя, судя по "Спиральному лабиринту" и сериям об Эконии и Кефенхиллере, военнопленные могли писать на родину. Если хотели.). А есть ещё вариант (отчасти притянутый за уши, но почему бы нет?), что Волк пишет родителям. Не вообще "не пишет никому", а только матери с отцом. А уж как фрау Миттермайер после всего относится к своей невестке, она же дальняя родственница и воспитанница, можно только гадать.

Так что, прежде чем рассуждать о чувствах Вольфа в случае гипотетического самоубийства жены, нужно знать, что он ещё жив, здоров и свободен.

А так он разумом понимает, что жена не могла иначе поступить, что она жертва. Простить-то простил, но забыть... Не будь беременности, может быть, и получилось бы. Да, прежнего доверия не было бы, и той чистоты и тепла в отношениях, той естественности, когда Эва могла броситься мужу на шею, а тот её подхватить (как в космопорту в каноне).
Но тут новый шок. Их брак бесплоден, а у Эвы будет ребёнок. Вряд ли они сдавали анализы, обследовались на предмет причины бесплодия. Скорее просто положились на волю богов и милость Фригг. Возможно, Волк знал или догадывался, что дело в нём. А возможно, оба супруга здоровы, но несовместимы. Об этом можно долго гадать. Но вероятней всего, оба успели отчасти смириться с бездетностью. И вдруг - такое. Как говорится, удар под дых. Это уже не спрячешь, соседям (и сослуживцам, и прочим) рты не заткнёшь. "А у фрау Эвы любовник. Ай-яй-яй! Мы-то думали..." Эванжелине спокойно на улицу лишний раз не выйти, и Вольф за спиной слышит шепотки. В его личной жизни копаются, его мужскую состоятельность ставят под сомнение. Что должен чувствовать при этом человек? И что делать? И эта маленькая трещина в отношениях расширяется всё больше. К счастью, идёт война. Жена остаётся в столице, контр-адмирал улетает. И эта разлука, и расстояние между супругами, и куча дел, когда нет времени толком страдать, дают Миттермайерам шанс. Время, чтобы всё обдумать и взвесить. И попытаться понять и принять другого. Решить, как жить дальше.

Но смерть Эвы (неважно, самоубийство или родами) будет означать и смерть Вольфа. Вот тогда он точно либо застрелится, либо просто будет искать гибели и переть на рожон. Точно так же для Эвы гибель мужа может оказаться фатальной. Тут всё будет зависеть от того, насколько она привяжется к ребёнку и что будет чувствовать к нему и при виде него. Ну вот как-то так.

Мне кажется, и в заявке, и в исполнениях вся ситуация нереальна от начала до конца. Сама заявка противоречива: Флегель обещает только смягчить приговор, но потом Миттермайера вдруг отпускают, и все живут дальше.

Из всех исполнений выпал живой Флегель, а это активный участник происходящего, который вряд ли устранится. Как он, по-вашему, себя поведет? Неужто будет тактично делать вид, что они незнакомы?

И Ройенталь тоже выпал из расклада сил, а ведь действия Эвы никак не мешают Ройенталю вести свою игру и отправиться к Райнхарду или вмешаться в происходящее с Эвой. Даже если его тараканы устроят переворот у него в голове от одной мысли, что Эва оказалась "такой же, как все женщины", вряд ли он из-за этого устранится из ситуации с Миттермайером. Он все равно будет активным участником происходящего.

И Эва просто не сможет, как бы ни хотела, а если все-таки это произойдет, к примеру, потому, что на ее поздний отказ Флегель не среагирует, ее реакция будет совсем другой. Всем авторам она представляется просящей прощения на коленях, а если самоубийцей, то уже позже. По-моему, тут равновероятны глухая беспросветная депрессия, самоубийства или поспешное бегство куда глаза глядят, даже нечаянное убийство Флегеля, но невозможны реакции, близкие к "ачотакова", в том числе просьба о прощении и сама мысль о том, что можно продолжать жить, как жили. То есть, сама Эва тоже активный участник дальнейших событий, а не только завязка сюжета, дающая согласие на его существование.
По-моему, всех исполнителей больше волновала реакция одного только Миттермайера, и Эва для них не существует иначе, чем антуражная деталь его почти идеального брака.

не заказчик.

З.Ы. И сама это ключевой момент в развитии сюжета о Райнхарде. Все, что тут произойдет с Миттермайером, Эвой и Ройенталем, по-другому повернет весь ход "Легенды".

Гость в 23.08 Это уже не спрячешь, соседям (и сослуживцам, и прочим) рты не заткнёшь. "А у фрау Эвы любовник. Ай-яй-яй! Мы-то думали..."
Реквестируются знатоки канона. Сколько лет они женаты? Больше 5, но меньше 10? Всё бывает - оба еще молоды, еще надеются и они, и их окружение, что ребенок будет.
Тут еще муж в космосе болтается гораздо дольше, чем бывает дома.

Гость в 06.52 Из всех исполнений выпал живой Флегель, а это активный участник происходящегоИ Ройенталь тоже выпал из расклада сил
Согласен. Особенно хотелось бы прочесть про Ройенталя. А Флегель вполне может бездействовать, для него это рядовая ситуация.

все, что тут произойдет с Миттермайером, Эвой и Ройенталем, по-другому повернет весь ход "Легенды". - и тут согласен, но это уже формат миди, а не драббла.

Из всех исполнений выпал живой Флегель, а это активный участник происходящего, который вряд ли устранится.
И Ройенталь тоже выпал из расклада сил
оО Их в заявке не было.
Ну ладно, пусть будут и Флегель, и Ройенталь.

Третье исполнение, 86 слов— Эва, мое жалованье не выдержит покупки стольких моющих средств! Учти это! Я буду посылать тебе и ребенку деньги, поскольку ты моя жена, буду иногда приезжать для приличия. Но жить я буду в армии! — Вольф, вне себя от ярости, громко хлопнул дверью и ушел, несмотря на отчаянные рыдания Эвы.
А в это время шла дуэль между Ройенталем и Флегелем. Оскар дрался за честь своего друга и победил. После этого отправился к Райнхарду, попросил у него поддержки, и тот помог представить дело таким образом, что Флегель застрелился сам.

Как говорится, удар под дых. Это уже не спрячешь, соседям (и сослуживцам, и прочим) рты не заткнёшь.
Соседи и сослуживцы в курсе семейных проблем Миттермайеров? Все-все-все знают, что их брак бесплоден? Интересно, откуда? Вольф и Эва ходят с табличкой, что не могут иметь детей? Бред какой-то. Скорее всего, никому такое и в голову не приходит. Просто что нет детей — ну так муж чаще не дома, чем дома, вот и вся причина. И почему-то нам не показали толпу соседей и сослуживцев, интересующихся, откуда у Миттермайеров взялся Феликс.

Про бесплодие вряд ли кому-то известно, разве что Ройенталю. А про измену непременно станет известно, Флегель позаботится. Он все это затеял не от небесной любви к Эве и, добившись своего, молчать не станет.

Но жить я буду в армии!
и спать, как древний терранский полководец Суворофф, с простыми солдатами!

Автор в 11.57 - мне понравилось ваше исполнение.
И кратко, и в тему заявки.

А мне в третьем как раз заявленные Оскар и Флегель как-то еще меньше живыми показались, чем как просто отсутствующие в первых двух
А вот Вольф из третьего зашел

Но если говорить чисто гипотетически, меня по прежнему жутко интересуют варианты развития событий и что при этом будут делать/чувствовать герои, в том числе и когда Эва отказалась бы выполнять прихоть Флегеля, и, уж если у нас АУ, то вариантов может быть много. Те, что пришли мне в голову:
- Эва соглашается, но Вольфа выпускают исключительно из-за вмешательства Райнхарда, а не потому что Флегель приказал (вот тут мне ужасно жалко Эву, и тут будет кромешный агнст и страдания у обоих)
Эва отказывается, а Вольфа выпускают как в каноне, но Флегель доносит до него, что жена отказалась его спасать, и что будет чувствовать Вольф? С одной стороны, она молодец, сохранила честь, с другой - эта честь для нее дороже жизни мужа

вариант АУ, в которой Вольф и Оскар не встретились, соответственно Райнхард не вмешался
- Эва соглашается, но Флегель не держит слово и Вольфа казнят
- Эва не соглашаептся, "я порядочная женщина, я никогда...", и Вольфа опять таки казнят, но перед казнью Флегель говорит, что Эва могла его спасти, но не стала (думаю, тут Вольф вслух одобрит действия Эвы и скажет, что другого не ожидал, но что он при этом будет чувствовать? )

- еще вариант, если Флегель узнает, что ребенок его и по каким-нибудь причинам захочет его забрать (ну наследник ему зачем-то срочно понадобится или просто в отместку)

- ну и вариант, как в заявке

А самый логичный вариант — это что Эва Флегелю вообще не нужна, и он ей ничего не предлагал потому что предпочитает мужчин.

вот да, и этот вариант мне дико нравится
но он, зараза, мог же и просто из вредности : (

Блин, ну почему заявку про изнасилованного Вольфа не исполнили?

Исполнение 4

1955 слов
- Это твой ребенок, Вольф. Слышишь меня? Твой! – бледная, как мел, Эва, стиснув кулачки, упрямо стояла на своем. Губы у неё дрожали, на скулах горел лихорадочный румянец. Её трясло.
- Эва, послушай… Эва… Но ты же знаешь, что говорят… - не ожидавший от обычно тихой и покладистой жены такого напора Миттермайер терялся и не мог толком закончить мысль. Не хотел заканчивать. Слова застревали в горле. Ему было стыдно, страшно и больно одновременно. Страстно хотелось принять желаемое за действительное: столько лет ничего и – вдруг, наконец-то… Но слухи, эти проклятые слухи, шепотки за спиной, косые взгляды. Убить бы того, у кого первого только повернулся его поганый язык…
- Ааа, говорят… - истерически рассмеялась Эва. – Ну ты уж тогда реши, кому больше веришь: собственной жене или тем, кто сначала упёк тебя за решётку, а теперь – говорит.
Миттермайер оттянул воротник рубашки – непрошеная надежда снова взяла его за глотку и стиснула пальцы, безумно шепча на ухо: «ну же, поверь, поверь, поверь…». Но сомнения грызли, точили изнутри – ему никак не удавалось от них избавиться, и за это он ненавидел себя еще больше.
- Эва… Эва…
- У меня ничего с ним не было, с этим… Ничего! Да, я ходила. Унижалась, просила. Он отказал. Всё.
- Эва… Эва, поклянись… - в голосе Миттермайера отчетливо прозвучала мольба. – Поклянись, что это правда. Поклянись моей жизнью, я и тебе поверю, даю слово…
Эва обхватила себя руками, так, словно внезапно замерзла. Сморгнула. Облизнула пересохшие губы.
- Оскар был у Лоэнграмма, - горячо и быстро зашептала она. – Я обещала не говорить тебе, но… Не веришь мне – спроси его. Вы же друзья… Он был у Лоэнграмма, он мне сам сказал. Это всё Лоэнграмм… Мне вообще не было нужды… Да скажи же ты ему, ну! – сорвалась она.
Стоящий в углу комнаты Ройенталь вздрогнул. От всей этой безобразной истории, от всей этой безобразной сцены, свидетелем которой он случайно оказался, его тошнило – пожалуй, не хуже беременной Эвы. Хотелось выйти из этого дома и как следует надраться. А потом как следует проблеваться. И снова напиться. Чтобы забыть – и никогда не вспоминать.
Вольф повернулся к нему.
- Оскар?..
- Да, я был у Лоэнграмма, - пересилив себя, подтвердил тот. – Просил о помощи. Он обещал помочь.
Глаза Миттермайера расширились от удивления.
- Почему?.. Какого йотуна ты мне ничего не сказал?
Ройенталь пожал плечами. Такого. Такого, что стыд и ненависть – по отношению и к себе, и к другим – не располагают к доверительной беседе. Там, за столом у Лоэнграмма, авансом продавая свою и чужую верность этому сопляку, он чувствовал себя, пожалуй, практически так же, как могла чувствовать себя Эва, лежа на баронском столе. Или на баронском диване. Или где там у них было… Если было…
- Когда? – спросил Миттермайер с застывшим лицом. – Когда?
Ройенталь бросил короткий взгляд на перекошенное личико Эвы и пожал плечами вторично.
- Это почти месяц назад было… Что я, до минуты всё должен помнить? – ложь далась ему на удивление легко. На самом деле, он всё помнил: не только день, но каждый час, каждую минуту, каждую секунду той встречи. Интересно, если у Эвы с этим ублюдком Флегелем – все-таки было, она тоже помнит?.. Так же мучительно, так же подробно – каждое слово, каждое движение, каждый вдох? – Я у него был, обещал, что мы его поддержим. Он сказал: хорошо. Через день или два тебя отпустили.
Миттермайер сглотнул.
- Эва…
- Да думай что хочешь! Я не могу больше! Не могу! – она разрыдалась и выбежала из комнаты.
Хлопнула дверь ванной. Зашумела вода.
Миттермайер беспомощно посмотрел на Ройенталя.
- Оскар… Что мне делать?
Желание надраться в душе Ройенталя сменилось острым и непреодолимым желанием сдохнуть на месте. Удавиться, разбить голову о стену, застрелиться из табельного ствола прямо сейчас. Что угодно – лишь бы не отвечать на этот вопрос.
Но Миттермайер смотрел и ждал, и молчание становилось неприличным, неправильным и невыносимым.
- По большому счету, - вздохнул Ройенталь, - возможны только два варианта. Либо ребенок твой, и тогда ты зря оскорбляешь её подобными подозрениями, либо…
- Либо я его убью, - Миттермайер закрыл глаза. Руки непроизвольно сжались в кулаки. – Я их всех убью, одного за другим…
- И снова сядешь, да?
- Ну и пусть.
- Глупо. – Ройенталь скрестил руки на груди. – Глупо. Если этот ребенок не твой – то он плата за твою свободу, в каком-то, как минимум, смысле… - он помедлил, но всё же продолжил. - Моя мать легла под любовника по собственной воле, а твоя жена сделала это – если она вообще это сделала – чтобы спасти твою жизнь. Подумай об этом.
Миттермайер опустился на стул и сгорбился, закрыв руками лицо.
- Ты думаешь, - глухо сказал он, - Флегель действительно мог помочь?..
- Может быть, мог. Может быть, помог. Может быть – нет: не мог и не помог. То же самое и Лоэнграмм. Может быть, всё сделал Флегель, а он только сделал вид… Или наоборот. Мы с Эвой обратились к ним примерно в одно и то же время. Так что, что там было на самом деле – теперь уже никто не знает. И вряд ли узнает. Но…
Ройенталь прикусил губу. Возможно, этого не следовало говорить, но…
- Но?.. – повторил Миттермайер.
- Но ты всегда сможешь узнать правду, если захочешь. Генетическая экспертиза – удовольствие дорогое, но…
В комнате воцарилась гробовая тишина. Капал за окном унылый холодный дождь. Тикали часы. За стеной, в маленькой ванной, все так же шумела вода и глухо рыдала Эва.
- Но это ведь не сейчас, да? – уточнил Миттермайер, и в голосе отчетливо прозвучала надежда приговоренного к казни.
- Да, - кивнул Ройенталь. – Родится, тогда и можно будет… Потом, как-нибудь позже.
Миттермайер глубоко вздохнул.
Казнь не отменялась, но отсрочка почти в три четверти года давала возможность не сойти с ума здесь и сейчас.
- Пойдем выпьем, - предложил Ройенталь. – А то послезавтра уже вылет.
- Пойдем, - Миттермайер встал и направился к выходу.
По дороге он задержался – остановился у двери в ванную, поднял руку, чтобы постучать. Открыл рот – наверное, хотел что-то сказать. И не сказал. Не постучал. Просто провел ладонью по белому пластику, прислонился лбом. А потом развернулся и вышел вон.

Исполнение 4, продолжение

читать дальше***
В следующий раз они увиделись, когда девчонке уже был месяц. Она беззубо улыбалась и хватала Эву за палец. Смеялась. Пускала пузыри. Дышала. Жила.
- Познакомься. Это Филис, - Эва чмокнула Миттермайера в щеку и сунула пищащий сверток ему в руки.
Тот отогнул уголок пеленки и ошарашенно уставился на ребенка.
- Здравствуй, - она кивнула Ройенталю, и он, по привычке поцеловав ей руку, отвел взгляд, не желая видеть в её глазах то, что видел: чудовищную смесь наигранного веселья, настоящего счастья, страха, отчаяния и вины. – У вас все хорошо?
- Да, - поскольку Миттермайер был всецело поглощен разглядыванием девчонки, пришлось поддерживать разговор вместо него. – Да. А у вас?
- Тоже. Справляюсь понемногу. Хотя, конечно, тяжеловато иногда.
Она криво улыбнулась. Ройенталь понимающе кивнул. Тяжеловато. Иногда. Да. А иногда – так просто паршиво. Но он тоже справляется. И Вольф справляется. Понемногу.
Эва, встретившись с ним взглядом, сморгнула и переключилась на дочь.
- Вольф, аккуратнее – головку ей держи… - засуетилась она. – Вот так, да… Уже лучше, вот молодец!.. А знаете что? Давайте-ка сразу к нам, там мама еды наготовила…
Она нервничала, и роняла вещи, и смеялась – и так явно тянула Ройенталя в гости, что тот не смог отказать. Он подобрал сумку Миттермайера и пошел за Эвой к машине. Вольф двинулся следом. Девчонка так и осталась у него на руках.

Поздно вечером они сидели и допивали бутылку: оставлять на дне – плохая примета. Родители уже ушли спать, Эва наверху стелила в гостевой для Ройенталя. Девчонка сопела в кроватке – вздыхала и шевелилась во сне.
Покачиваясь, Миттермайер подошел к ней, склонился, стараясь дышать в сторону. Протянул руку.
- Золотистые… Как у Эвы. И как у меня… - прошептал он, кончиками пальцев проводя по её волосам.
- У младенцев они почти всегда такие. Потом могут и потемнеть, - пьяно хмыкнул Ройенталь и прикусил язык, заметив, как тот поменялся в лице. Пальцы Миттермайера замерли на девчачьей макушке.
Повисло неловкое молчание.
- А… что надо, чтобы… - Миттермайер перешел на шепот. – Чтобы… узнать?
Ройенталь отодвинул бокал.
- Что угодно. Прядь волос, капля крови, слюна… - он замолчал, глядя в огонь. Потом перевел взгляд на каминную полку: подсвечники, безделушки, фотографии – ребенок, Эва, Эва с ребенком, Эва с Вольфом: она, сияющая, в белом свадебном платье, он – гордый, в новеньком кителе…Такие счастливые, такие… - Но это можно и потом сделать, не сейчас.
В тишине он услышал, как выдохнул Миттермайер.
- Да, да… Правильно. Можно же и потом. Позже. Никуда же не убежит…
Ройенталь закрыл глаза и опрокинул в себя остатки виски.
- Это точно.

***

Филис было уже три года, и у неё были серые глаза, волосы цвета золотистого меда, легкая картавость и аллергия на шоколад. Она звала Миттермайера папой, и Миттермайер не возражал.
Еще у неё был красивый красный велосипед, подаренный Ройенталем, и независимый характер, унаследованный – как утверждала Эва – от Миттермайера. Именно поэтому Филис поехала кататься с горки на красивом красном велосипеде, хотя это и было строго-настрого запрещено. Навернулась. И здорово разбила себе колено. И испортила Ройенталю и Миттермайеру прекрасную пьянку.

Кровь лилась ручьем. Миттермайер на руках нес ревущего ребенка в больницу, до которой – слава богам! – было не далеко, Эва плакала, нервно выговаривая Ройенталю за травматичный трехколесный подарок, Ройенталь плелся следом, таща искалеченное транспортное средство и початую бутылку феззанского коньяка. Почему-то никто не догадался вызвать машину.

Пришлось накладывать швы. Эва ушла в перевязочную за дочерью, Ройенталь – в буфет за закуской. Миттермайер остался сидеть в коридоре, комкая в руках одну из своих рубашек – надо было чем-то перевязать рану, и в спешке он тогда схватил первое, что подвернулось под руку. На белоснежном хлопке расцветали бурые пятна – кровь темнела, засыхая, и в голове всё плыло и качалось, и больничные запахи настойчиво лезли в нос – раздражали, дразнили… За эти годы он так ни разу и не дошел до лаборатории, хотя периодически вспоминал, о том, что можно – можно пойти, и узнать, и… Но до дела не доходило: всегда что-то отвлекало, мешало, перебивало настрой – не было то сил, то времени, то возможности… Но теперь… Теперь лаборатория была рядом – на этом же этаже, по коридору налево, четвертая дверь справа. И было время, и были деньги, и была рубашка, вся перемазанная в её крови… Не было, пожалуй, теперь только одного – желания знать. Или все-таки было?..
Он сидел на кушетке, низко опустив голову и машинально разглаживая пальцами ткань. И поэтому не увидел, как вернулся Ройенталь. Зато Ройенталь увидел его. И еще он увидел Эву с ребенком на руках – она стояла у дверей перевязочной, прислонившись к стене, смотрела на мужа и на белом, как бумага, личике проступал непередаваемый ужас. Миттермайер поднял голову и встретился с ней взглядом. Эва втянула голову в плечи и теснее прижала к себе дочь. Миттермайер побледнел, встал с кушетки...
И Ройенталь разжал руку. Бутылка, в которой еще оставалась почти треть, с грохотом разлетелась на сотни осколков. Образовавшаяся коричневатая лужа тут же завоняла алкоголем на весь этаж.
- Тьфу! Дьявольщина… Дай-ка сюда, - он шагнул к Миттермайеру и выдернул у него из рук испорченную рубашку. Опустился на колено и не столько вытер, сколько размазал лужу вместе с осколками по больничному полу. – Твою ж мать!
Стекло впилось в палец. Рубашка полетела в мусорное ведро.
- Милая фройляйн! – развязно улыбаясь, Ройенталь ухватил проходившую мимо медсестричку за локоть и сунул ей под нос травмированную конечность. – Не будете ли вы столь любезны спасти героя войны от смерти в результате потери крови…
Медсестричка поморщилась. Потом рассмеялась. Ройенталь, склонившись к ней, что-то зашептал ей на ухо, и они зашагали по коридору, скрывшись в конце концов за одной из дверей.
Миттермайер покачал головой, подошел к жене и забрал ребенка.
- Пойдем домой.
Эва заплакала.
- Вольф, я тебя люблю.
- Я знаю. Я тебя тоже.
Свободной рукой он подхватил сломанный красный велосипед.
- Может, выбросим? – предложила она.
- Нет. Не надо. Я починю, - он прижался губами к диатезной щеке Филис, чувствуя соленый вкус еще не высохших слез, и вздохнул. Пожалуй, впервые за все прошедшие годы ему дышалось легко и свободно. – Не переживай, мы всё исправим. Если выбрасывать всё, что сломано, можно не заметить, как потеряешь самое дорогое.

Вот здесь они настоящие

Господи. Кто-то, наконец-то, написал что-то настоящее, а не мизогинную чушь.

Из всех исполнений выпал живой Флегель

Он как бы тенью присутствует в воспоминаниях Эвы о том, что с ней было в доме барона. Развратные действия (или как это юридически называется) по отношению к чужой жене. И изнасилование, и эмоциональное насилие там точно имеется. Да, намёком, но этого, на мой взгляд, достаточно.

Юбку задрав,
В полдень на стол повалил.
Ну и В темницу придя,
О свиданьи молила.
«Готова на всё?»
Как барон наслаждался
Горем моим! «Глупая честь...»

А так эта скотина титулованная не стоит даже того, чтобы называть по имени.

а.2

Он к Райнхарду цеплялся насчет сестры, хотя фаворитку кайзера защищали все мыслимые и немыслимые законы. И после этого вы считаете, что он спокойно уйдет в тень и будет проявлять такт насчет Миттермайеров, которых не защищает никто и ничто, даже дворянства нету?

Флегель и такт? А вот Флегель, временно утративший интерес к надоевшей игрушке... Он над нею поизмывался как хотел, поимел во всех позах и на всех поверхностях. Ну что эта простушка-простолюдинка может ещё? Убирать, готовить? Так у барона целый штат прислуги. Может, конечно, Эва стала бы помощницей кухарки (к примеру) - если бы Флегелю вздумалось. Может, ещё и вздумается. Может, пошлёт узнать, как там поживает "эта, как там её?" Если узнает о ребёнке, то еще вариант, если Флегель узнает, что ребенок его и по каким-нибудь причинам захочет его забрать (ну наследник ему зачем-то срочно понадобится или просто в отместку)

То, что он присутствует тенью в воспоминаниях Эвы в моём исполнении, не значит, во-первых, что для неё это тень, а не воплощение кошмара, а во-вторых, что барон стоит в тени. Для меня было важнее показать развитие сюжета заявки и отношения четы Миттермайеров до и после.

С уважением, а.2

Гость в 16:30,
Гость в 18:01,
спасибо, я очень рад, что вам понравился текст : )
На самом деле, тут тоже далеко не все аспекты раскрыты, но если всё раскрывать, то это на хорошее миди потянет )

А4

Блин, ну почему заявку про изнасилованного Вольфа не исполнили?

Эх... там точно никаких развилок и особых вариантов быть не должно. Вариант без Райнхарда, Ройенталя и Кирхайса там вообще отметается. И Флегель ого-го какой активный.

Автор той заявки.

Какое классное исполнение 4! Огромное спасибо автору за отличную историю!

представить дело таким образом, что Флегель застрелился сам Просится продолжение "двенадцать раз из ружья". Уж очень в память запала заявка из круга S&K о Ройентале и Трунихте. Флегель, конечно, против Трунихта мелковат, но экспертам и там, и там пришлось врать.

и спать, как древний терранский полководец Суворофф, с простыми солдатами!
Почему бы и нет? Если он еще при этом станет побеждать, как Суворов, то Альянс капитулирует раньше, чем Ян сделает карьеру.

Автор в 11.57 - мне понравилось ваше исполнение.
И кратко, и в тему заявки.
Спасибо! Если что, исполнение 1 тоже мое.

Просится продолжение "двенадцать раз из ружья". Уж очень в память запала заявка из круга S&K о Ройентале и Трунихте. Флегель, конечно, против Трунихта мелковат, но экспертам и там, и там пришлось врать.
Можно даже больше, чем 12. Райнхарду для аристократа целой бластерной батарейки не жалко!
Даааа, та заявка была зачетная.

представить дело таким образом, что Флегель застрелился сам
Просится продолжение "двенадцать раз из ружья".
+500 это было первое, что пришло в голову после прочтения третьего исполнения

Гость в 10:52,
спасибо большое! : ) Очень рад, что исполнение вам понравилось.
Ну, заявке текст, наверное, не точно соответствует - я забыл это указать, если честно, да и кое-какие косячки по тексту есть, я уже позже заметил, но я потом всё почищу

А4